– Смерть Фреди – не ваша вина. Откуда вам знать, что его не забрали бы из дома? Сделать вы ничего не могли. Никто такого не предвидел.

– Он бы не погиб.

– У вас есть шанс нанести удар власти, которая уничтожила вашего брата и вашего любимого. Нацисты не понимают важности ядерных исследований. И пока они не поняли, нам нужно действовать. По словам Хана, немецкие ученые опередили наших. Если мы позволим нацистам обогнать нас с этой разработкой, они так и не поплатятся за смерть Фреди и многих-многих других.

– Слишком поздно. Зло уже свершилось.

– Пока мы живем и дышим – не будет «слишком поздно». Нацисты отняли по всей Европе миллионы жизней. А у вас есть шанс побороться за справедливость – от имени жертв.

– Или отомстить?

– Или отомстить, – согласился Джон. – Или и то и другое. У нас множество причин, чтобы сделать то что мы собираемся. Месть – лишь одна из них. Я должен быть уверен, что вы абсолютно, на все сто процентов, со мной. Вы со мной?

– Да. На все сто процентов.

Франка проснулась затемно и долго смотрела, как ночной мрак отступает перед сереньким утренним светом. Через час она встала, поеживаясь от холода. От Фрайбурга до Штутгарта – два часа пути на поезде. Снег еще не растаял, и занесенный автомобиль был лишь напоминанием о том, как она сюда приехала.

Горячий кофе помог согреться. Хотя Франка точно знала, сколько осталось продуктов, она еще раз проверила, хватит ли Джону еды, и вошла в спальню с чашкой горячего кофе. Джон сидел в кровати.

– Вы справитесь. Всего-то и нужно – встретиться и поговорить с человеком.

Они опять обсудили ее поездку, потом Франка пошла принять душ. Когда она вышла из ванной, Джон ждал ее в кухне. Они позавтракали и снова прошлись по всем пунктам, хотя Франка и так уже все запомнила.

На сборы потребовалось пятнадцать минут; Джон доковылял до двери и пожал ей на прощанье руку.

– До завтра, – сказала Франка.

Она очень старалась держаться молодцом и не выдать снедавшей ее тревоги; впрочем, Джон и сам не мог скрыть волнения.

Когда поезд подошел к перрону станции Хауптбанхоф в Штутгарте, Франка даже не шевельнулась. В голове было пусто, как в заснеженном поле. Сидевший напротив солдат предложил помочь с сумкой. Франка, крепко за нее держась, вежливо отказалась. Солдат приподнял на прощание кепи и вышел. Франка заставила себя встать. Ну и вид у нее, наверное. Сев на поезд, она ни разу не поменяла позу и не поела. Руки дрожали. Франка двинулась за остальными к выходу. Поезд пришел вовремя. Часы показывали пятнадцать минут четвертого. До встречи с Ханом она еще успеет найти гостиницу. Гестаповцы в форме останавливали прибывших и проверяли документы. На Франку они внимания не обратили; их явно интересовали мужчины призывного возраста. Видно, искали дезертиров.

День выдался пасмурный и туманный. Белая пелена почти скрывала нацистские флаги на высоких столбах. У входа в вокзал красовался огромный портрет Гитлера. Франка жестом подозвала такси.

Заселившись в гостиницу, она заставила себя поесть, а потом отправилась на Шлоссплац – большую площадь в центре города, где всего десять минут будет ждать Рудольф Хан.

Она неторопливо двигалась мимо клумб в стиле барокко в сторону статуи древнеримской богини Конкордии в центре площади; скульптура уходила ввысь почти на тридцать метров. После бомбежек соседние здания сильно поредели, да и те, что остались, прятались в тумане. Кое-какие уже отстраивали заново. Над площадью трепетал огромный нацистский флаг. Мимо прошли несколько солдат; Франка поежилась. Ей кругом мерещились враги, она буквально кожей ощущала направленные на нее взгляды. Она присела на скамейку, осмотрелась. И пожалела, что не курит, – не мешало бы успокоить нервы. Очень хотелось взглянуть на часы. Какой-то человек на другой стороне площади остановился, посмотрел на Франку – и пошел дальше. Секунды тянулись, как долгие дни.

И тут она его увидела. Мужчина лет пятидесяти в бежевом френче прошел через площадь и сел на скамью неподалеку. Он был в шляпе; усы – как раз такие, как описывал Джон. И газету он держал так, как говорил Джон.

Подойти к нему сразу? Франка огляделась по сторонам, словно кого-то ждала. Рядом с ней сел мужчина лет тридцати.

– Красивое местечко, правда?

У Франки упало сердце.

– Да, – с трудом выдавила она.

Через восемь минут Хан уйдет. Кто же это к ней подсел?.. Запахло сладким сигаретным дымком.

– Не желаете? – Он протягивал ей портсигар.

Франка покачала головой. Незнакомец улыбнулся, открывая кривые зубы. Через щеку у него тянулся глубокий шрам. Серые глаза были непроницаемы.

– Я не курю, – сказала Франка.

– Да, скверная привычка. Сам фюрер от нее предостерегает. – Он глубоко затянулся.

– Не знаю, не пробовала. Прошу меня извинить.

Не говоря больше ни слова, она встала и пошла. Человек в бежевом пальто все еще читал газету и, когда Франка села рядом, даже не заметил. Незнакомец, предлагавший сигарету, смотрел на них.

– Прекрасная погода для этой поры, – сказала Франка. – Детям настоящее удовольствие.

Хан резко повернул голову. У него с собой был зонт, как и говорил Джон.

– Для катания-то погода прекрасная, но никак не для фермеров, которые должны кормить наших отважных солдат на фронтах.

Это был пароль.

Хан перевернул страницу, по-прежнему держа газету перед собой.

Курильщик смотрел на Франку, но, встретив ее взглядом, отвернулся. Мимо прошел эсэсовец в форме.

– Здесь безопасно разговаривать?

– Может, и нет, – ответил Хан, не двигаясь. – Я вообще-то не вас ждал.

– У того агента возникли проблемы.

Хан повернулся к ней.

– Он жив и в безопасности. Однако ближайшие несколько недель не сможет передвигаться.

Франка смотрела перед собой, а Хан, держа развернутую газету, рассматривал Франку.

– Я сейчас уйду. Буду ждать вас вон там за углом. Приходите через пять минут.

Он сложил газету, убрал ее под мышку и встал.

Человек с сигаретой заговорил с каким-то прохожим и на Франку уже не обращал внимания. Выждав минут пять, она отправилась к Хану. Он пожал ей руку.

– Вы меня знаете, а я вас – нет. Как вас называть?

– Франка. Я немка.

– Вы действуете от имени коалиции союзников? Уполномочены давать обещания?

– Да. – Джон ей так сказал.

– Итак, ваш человек не может передвигаться. Почему?

– У него сломаны ноги. Он сейчас в горах под Фрайбургом, поправляется.